В дебрях Ямала. Часть 3

ЧАСТЬ 2 ---->

Однажды в августе 1990 года, пытаясь вылететь из Березова в любом направлении (в аэропорту сплошные задержки, люди сидят неделями), я взял билет до Салехарда, благо и там дела были. Не тут-то было! Иду на регистрацию, и выясняется, что мне продали... «лишний билет». Позади остался длительный поход, и я уже не удивлялся. Это все менквы шалят. Но тут мне на помощь пришел библиотечный ангел. Прогуливаясь в расстроенных чувствах по аэропорту, я увидел у двух мальчишек-хантов какую-то книгу. Попросил ее и сразу выписал кое-какие цитаты…

Оказалось, что это довольно редкий сборник работ этнографа Валерия Николаевича Чернецова, изданный в Томске и дотоле мне неизвестный. Весьма кстати… Вот что там было написано: «Кроме них (кулей и менквов. – А. Н.) в лесу живут Мис-махум (народ Мис). Это добрые существа. Они чрезвычайно богаты и посылают также богатства людям. Встреча с Мис-махум приносит счастье. Иногда девушка или женщина Мис приходит к вогулам (вогулы – устаревшее название манси), становится чьей-нибудь женой, вместе с ней приходит счастье. Точно так же вогулы ходят искать Мис-нэ, чтобы взять ее в жены. Самые черные соболи – это соболи, посланные народом Мис. Менкв, куль и Мис обычно недоступны взорам людей и становятся видимыми по своему желанию. Точно так же могут изменять свой рост. Мис-махум лишь немного выше людей. Отличить человека Мис можно по длинной шее, семи пальцам.

Кроме менкв и Мис-махум в лесу же живут уччи. Это тоже менкв, как сказал вогул, это злое существо, все покрытое шерстью. Глаза у него расположены не как у всех смертных, а один глаз на лбу справа, а другой слева около подбородка. Подобно этим лесным чудовищам в воде живут виткищ и юр. Облик их очень схож. Рост их достигает четырех сажен. Копают землю и при случае едят людей. В прежние времена в земле жил махар – мамонт. Он имел на голове два громадных загнутых рога».

Надо отдать должное вогульским информаторам Чернецова, которые корректно обошлись с мамонтом, что, естественно, заставляет серьезнее отнестись как к диким людям, так и к возможным реликтовым земноводным (виткищ и юр), которые, я уверен, еще обитают кое-где в реках и озерах Сибири, подобно существу из шотландского озера Лох-Несс. В Сибири для этого условий неизмеримо больше. Все, что касается изменений роста диких людей и их относительной видимости вообще, можно отнести к гипнотическим воздействиям на психику человека. Известно, что подобными «фокусами» владеют некоторые мастера восточных боевых искусств, используя приемы бесконтактного воздействия на противника. Специалисты считают это следствием развитой в результате тренировок цигун-энергетики. Легко предположить, что у йети те же способности развились сами собой, в условиях сверхэкстремального существования... Этнограф Чернецов пишет в своей книге о «циклопизме» некоторых видов диких людей, на что упорно указывают ханты и манси. В этот сезон мне довелось услышать о том же на Лесмиегане от Герасима. Кстати, в основе слова «циклоп» лежит греческое «цикл», то есть «круг». Но в изначальном смысле, видимо, подразумевается спираль, откуда и пришло понятие цикличности как категории повторяющейся, но всегда на других уровнях оси времени. Этот спиралеобразный смысл сохранен в современном метеотермине «циклон».

В моем доме хранится вырезанная из дерева личина Яг-Морта, у которой помимо двух маленьких глаз есть еще и третий – на лбу, изображенный в виде спирали. При всей стилизации нетрудно заметить, что неизвестный мастер народа коми подчеркнул еще несколько характерных признаков, типичных для йети: широкий рот, коническую форму головы и маленький нос.

Вне всяких сомнений: Яг-Морт – снежный человек народа коми, и его деревянные изображения – элемент традиционного народного творчества. Но по сути, это типичный циклоп. Спиралеобразный третий глаз – деталь характерная. Если попытаться описать в образах ощущения психического контакта с феноменом, то это действительно похоже на провал сознания в спиралеобразный мальстрим... Мне довелось испытывать подобное в нескольких местах горного Таджикистана, когда физический паралич удавалось преодолеть лишь предельной концентрацией в районе лобных долей и значительным волевым усилием.

В этот же день с утра, до вылета в Тюмень, я пошел в Березовский краеведческий музей. Музей беден. Нет даже экспозиции памяти князя Меншикова, умершего тут в ссылке в самый канун злосчастной бироновщины. Увы, нет и могилы этого великого сподвижника царя Петра; она была расположена на крутом берегу Оби и осыпалась в воду вместе с другими захоронениями. Из культовых предметов есть единственный шаманский бубен да несколько фигурок иттерм. Это результат совдеповской борьбы с «пережитками». Посетителей тоже нет. Мне даже показалось, что краеведческий музей поселка Овгорт богаче этого. Но по теме йети удалось найти кое-что. Поговорив с научным сотрудником музея Верой Владимировной Устиновой, я записал краткие воспоминания об экспедиции на Ямал в составе группы культработников. Устинова рассказывала: «После Нового 1968 года мы поехали с ненцами в район поселка Антипаюта. Нас, городских, было несколько человек, все из Салехарда. Однажды утром услышали крик одного из ненцев-оленеводов. Выбежав наружу, увидели огромные следы на свежем снегу. Самое близкое расстояние от цепочки следов до ближайшего чума было метров 5 или 7. Ненцы были очень возбуждены и наперебой говорили, что приходил большой человек с красными глазами и надо, мол, уходить отсюда. Буквально через пару часов стоянка снялась. А перед этим был зарезан олень, и на высоких жердях, чтобы песцы не достали, оленеводы закрепили большие куски мяса».

В рассказе Веры Владимировны мало необычного, разве что сам объект. Паника ненцев вполне понятна: как страшен медведь-шатун зимой, так же страшен и менкв-шатун. Отсюда – зарезанный в срочном порядке олень и фактическое бегство с места стоянки.

Я придерживаюсь мнения, что йети, менквы и уччи находятся зимой в спячке. Замечу вот что. В древних русских летописях, информация откуда легла в основу средневекового «Русского дорожника» и «Записок о московитских делах» Герберштейна, сообщаются удивительные сведения о лукоморцах, загадочных аборигенах Югры, с которыми разные купцы вели меновый торг «товар на товар» еще в эпоху первых Рюриковичей... Сразу вспоминается пушкинское Лукоморье, где «леший бродит», «русалка на ветвях сидит»... И правильно вспоминается. В настоящих сказках больше истины, чем можно предположить, – надо только найти «нить Ариадны».

Лукоморьем в древности называли довольно обширную часть современной Тюмени, простиравшуюся к востоку от низовья Оби, почти что до самого Енисея. Это была часть Югры, которая названием своим обязана огромной морской излучине (Лук + море = Лукоморье), образованной характерным изгибом Обской губы. Были и горы Лукоморские, именуемые ныне Сибирскими увалами. В этнографическом и археологическом плане этот регион по сей день остается белым пятном и более-менее исследован лишь на предмет нефти и газа. Так вот, в различных письменных источниках сообщались удивительные сведения о лукоморцах: «Сказывают, что с людьми Лукоморий происходит нечто удивительное и невероятное, весьма похожее на басню: как носится слух, они каждый год умирают, именно 27 ноября, когда у русских празднуется память святого Георгия, и потом оживают, как лягушки, на следующую весну, большей частью около 24 апреля». Это из книги Сигизмунда фон Герберштейна, австрийского посла, неоднократно посещавшего Русь в первой половине XVI века. В 1549 году он опубликовал на Западе книгу «Записки о московитских делах», использовав как русские источники того времени, так и личные наблюдения.

Барон передает историю о том, как купцы, торговавшие с лукоморцами, оставляли в условном месте свой товар, затем уходили, возвращались и забирали то, что им приносили взамен. О том же писал в X веке хорезмиец аль Бируни: «Способ торговли народа Юры (искаж. «Югра». – А. Н.) заключается в том, что они оставляют свои товары на границе своей страны и удаляются от них по причине их дикости и страха перед другими людьми». Есть и в нашей «Повести временных лет» подробный рассказ новгородца Гюряты Роговича о своеобразной торговле с народом югра. То, о чем сообщают источники, по-современному называется бартер; он дополнен, правда, немыслимой в наше время степенью доверительности. Но суть в другом. В целом эта информация содержит в себе явную несообразность.

Дело в том, что основным северным товаром являлась «рухлядь», то есть пушнина; и как бы могли эти лукоморцы ее добывать, если весь основной сезон зимой спали мертвым сном? Летом-то какая пушнина? Видимо, обмен производился с самоедами и уграми, а лукоморцы – это загадочные насельники северных земель. Купцы – народ любознательный, профессия обязывает. Возвращаясь из своих одиссей, они, конечно, рассказывали дома о самом необычном, что встречается в далеких «лукоморьях». Так дела торговые постепенно перемешались с легендами о леших и русалках и легли на ткань летописей и даже пушкинских сказок.

Можно было бы предположить, что феномен менквов связан с подсознательными структурами человеческой психики, то есть с архетипами, если пользоваться терминологией Карла Густава Юнга. Но вот следы... От них никуда не деться! Считается, что и духи способны оставлять после себя слабые знаки присутствия, но это явно не тот случай. В исландской «Саге о Греттире», повествующей о событиях X века, рассказывается интересная история о том, как один человек по имени Глам погиб из-за «злого духа», поселившегося в одной из долин острова. Предыстория такова: после очередной непогоды жители деревни пошли искать Глама, но обнаружили следы борьбы и его тело... «Наконец, нашли они в верхней части долины вытоптанное место: всюду валялись вывороченные камни и земля, как если бы там шла жестокая борьба. Они внимательно осмотрелись и увидели Глама, лежавшего немного в стороне. Он был мертв и черен, как Хель, и огромен, как бык. Вид его был отвратителен, и они содрогнулись. Все же они попытались отнести его в церковь, но еле-еле дотащили до края одной расселины неподалеку от того места. С тем и пошли домой и рассказали обо всем хозяину. Тот спросил, отчего мог умереть Глам. Они рассказали, что видели там следы, такие большие, как если бы били дном бочки. Следы шли от вытоптанного места наверх, к тем скалам, что в верхней части долины, и за ними тянулись большие пятна крови. Отсюда люди вывели, что, наверное, Глама убил тот злой дух, что жил там раньше, но, наверное, он получил в сражении рану, которая его доконала, потому что с тех пор этого духа никто не видел».

Спустя некоторое время после наших поисков, мы обменялись письмами с группой Юры Щеглова, которой удалось обнаружить хорошую следовую полосу в верховьях Кемпажа. Привожу его текст, лишь кое-что сократив: «Благодаря тому, что я вел дневник, сейчас легко восстановить события объективно. Поэтому решил изложить все хронологически с того дня, с которого мы и расстались в Овгорте. Вечером того же дня устроились на ночлег в гостинице, предварительно начав переговоры о заброске моторными лодками до реки Омрасьеган. На следующий день в проливной дождь после разговоров с лесником, председателем и участковым я смог уговорить трех хантов забросить нас. Уже под вечер появился просвет в тучах на 30 минут, и это все решило. Нас подняли до реки Омрасьеган.

Первые четыре дня были самые трудные. 26 июля мы начали подъем наверх, но никак не удавалось наладить порядок и нормативный ритм. 29 июля наша группа разделилась, двое остались, а мы вчетвером ушли вперед – таков был уговор заранее. 30 июля ночевали на высоком правом берегу Несьегана в 16 километрах выше реки Катвой. Берег там был весь в великолепном сосновом бору, и вообще чувствовался некоторый подъем местности вокруг реки. На реке, как обычно, гуси, лебеди, утки. Из крупных зверей следы только лосиные, ни росомахи, ни медведя. Возле впадения реки Катвой в Несьеган видел что-то типа обрушившейся медвежьей берлоги. Начиная с 31 июля по 3 августа снимал карту реки в процессе движения. Вообще, после реки Катвой на Несьегане много перекатов. Река Клевощей, от которой мы повернули на юг, была достигнута 2 августа в полдень.

А в целом 31, 1 и 2-го ландшафт отличался однообразием (либо притупилось внимание). Ориентироваться по ручьям между реками Катвой и Клевощей невозможно, но и пропустить Клевощей сложно, так как Несьеган в месте впадения этого притока разваливается практически пополам. Там мы и высадились на левый берег. Оставив лодку и запас еды, вышли на юг 3 августа часа в 3 дня. Шли вдоль болота, придерживаясь едва заметной местами тропы. Это было ошибкой, необходимо было обходить все болота тайгой. Пройдя часа два с половиной, решили остановиться на ночлег и найти зимник, который, если верить карте, проходил западнее болота. 5 августа в полдень мы достигли реки Мупантьеган. Очень сильно устали, кружилась голова, состояние было какое-то предобморочное. С таким я сталкивался впервые. Ввиду тяжелых рюкзаков начали проводку байдарками по Мупантьегану (опять ошибка!). Следующие два дня были потрачены впустую (сплошные завалы!). В результате только 8 августа, и то пешком, мы и груз оказались на реке Кемпаж, выше устья реки Мупантьеган на 12 километров.

Не дойдя до реки Кемпаж двух-трех километров, на ровной поляне, в двух с половиной метрах от поваленного дерева, была обнаружена цепочка следов. Она просматривалась на протяжении двенадцати метров. Следы на ровной моховой подстилке были, видимо, оставлены в основательно раскисшем мху, потом солнце их законсервировало. Их достоинство в том, что они могут сохраняться с весны до зимы. Следы очень похожи на мои, 47 размера, но больше.

На небольшом подъеме, там, где следовая цепочка теряется, они похожи на лосиные, но также похожи и на мои, если б я поднимался, не опираясь всей ступней на склон. Интересно, что где-то в полутора километрах от этого места, на привале, я обнаружил ранее точно такой же отпечаток длиной 40 сантиметров, четкий. В этой цепочке было 10–12 следов. Следы находились если не на одной оси, то смещены лишь на величину ширины ступни. Цепочка шла вдоль водораздела, как бы с севера. Это все, что я могу тебе рассказать про них. Перекопав дома книги про следы зверей, ничего похожего не нашел. Да и в тайге я больше нигде таких не встречал. Думай сам.

Базовый лагерь был поставлен в 25 метрах от реки Кемпаж. 10 августа выставлены фотоловушки на высоте, где-то в метрах 500 от лагеря. 9 августа весь день был потрачен на проверку фотоаппаратуры, ремонт, настройку. Расставить на большом расстоянии, на звериных тропах, не мог физически. Одному невозможно работать с такой техникой, когда она разбросана по тайге. В первый же день сработало две ловушки. Пленки сейчас проявляются. С 13 по 14 августа сработала еще одна (скорее всего, ветер).

Делал разведку на север и на запад, километров 12. Поднимался на несколько километров выше по Кемпажу до завалов. Обнаружил на левом берегу озеро размером 500 метров. Вынужден был постоянно пасти ловушки, надолго уйти не мог. Ночью и иногда с утра шли небольшие дожди. Но меткам на фотоловушках это сильно не вредило».

Найденная группой Юры Щеглова следовая полоса – это несомненный успех нашей общей экспедиции, несмотря на все ее «нестыковки». Обращает на себя внимание также и сильная усталость в группе при походе к Кемпажу. Само по себе утомление в пути – дело обычное, но если речь идет о предобморочным состоянии, то напрашивается мысль: не наведенное ли это воздействие?

В качестве приманки для фотоловушек нами использовались феромоны, гормональные выделения высших приматов. Сам же механизм был крайне прост: натянутая леска с закрепленной приманкой соединялась с обычной мышеловкой. При всяком, даже слабейшем, прикосновении к леске мышеловка срабатывала и ударяла своей скобой по штырьку от фотоаппарата со вспышкой. Вспышки были мощные, с дальностью до 30 метров и более (отсюда большой вес аппаратуры). При всей простоте и очевидных достоинствах, устройство имело ряд недостатков – реагировало на птиц, ветер... А порой срабатывало, не делая фотоснимка, что можно отнести на счет плохой настройки. Работа с такой техникой требует времени и тщательности. Но это совершенно невозможно в условиях сверхнапряженного похода. Я, как только остался один, сразу же отказался от фотоловушек. Признаюсь: с облегчением.

На этом можно поставить точку. Стоит лишь заметить напоследок, что наше паломничество к «циклопам» (как и всех тех, кто занимался реальными поисками снежного человека) имеет явный традиционалистский оттенок. Мотив «железных ворот», поставленных Искандером для сдерживания Гога и Магога, – это один из многих смежных по отношению к феномену сюжетов человеческой истории. Внимательный исследователь проблемы обнаружит их гораздо больше, чем это может показаться на первый взгляд. Вот, например, что написано в энциклопедии «Мифы народов мира» про скандинавского Тора, в чьем образе можно усматривать как бога-громовника эпохи бронзы, так и культурного героя, воплотившего в себе тип северного европейца: «В скандинавской мифологии Тор прежде всего герой или богатырь, защищающий Мидгарт (мир людей) и Асгарт (небесное селение богов) от великанов (етунов); он противник мирового змея Ермунганда. Большинство сюжетов, связанных с Тором, повествует о походах Тора на восток, в страну великанов Етунхейм, или Утгарт».

Уже приводимая мной параллель утти – йети имеет, как видим, еще более очевидное «етун – йети». Утгарт – «страна великанов»? Но вторую часть этого слова мы можем и ныне встретить у хантов в названиях их родовых деревень (Овгорт, Ямгорт и так далее). Русское слово «город» имеет ту же этимологию. То же и немецкое «гарт» (например, Штутгарт). «Восток – страна великанов» – это явно современная Сибирь, которую даже в русских летописях и на картах до XVI века называли «Восточной страной». Таким образом, Утгарт скандинавской мифологии является локализованной (как в сознании, так и географически) областью обитания враждебных человеку гигантских антропоидов где-то на востоке, в Сибири, и это слово сегодня вполне поймет хант или манси: Утгарт – «уччгорт» – «деревня уччей». А по-нашему – просто Лукоморье, где еще при желании можно встретить «следы невиданных зверей»...

Но одно надо помнить всем, кто идет на поиски и исследования данного феномена: вы рискуете столкнуться с тем, что может оказаться сильнее вас. Будьте осторожны!

«Секретные материалы 20 века» №19(353), 2012. Александр Новиков, журналист (Санкт-Петербург)