«Чёрное белым не сделать!»

Гаврила Пантелеич Белугин, предполагая неудачную семейную жизнь сына, говорил о будущей невестке: «Друга себе заведёт она, а друг этот самый после сзади мужа будет рожки ему строить, носы наставлять…» И ведь его слова чуть-чуть не стали пророческими!

Большую роль в интриге пьесы играет Николай Егорович Агишин, «человек без определённого положения, с ограниченными средствами; личность поизносившаяся, но ещё интересная; по костюму и манерам джентльмен» (убийственная характеристика!). В пьесах Островского мы встретим немало «родственников» Агишина, но есть у него и совершенно определённые индивидуальные признаки.

Вспомним, что один из вариантов заглавия пьесы был «Расчёт» или «Ошибка в расчёте». И мне думается, что рассчитывает прежде всего именно господин Агишин. «Ограниченные средства» не позволяют ему брать от жизни всё желаемое честным путём, однако стремление «срывать цветы удовольствия» у него очень велико, и поэтому в ход идут все возможные средства для достижения цели.

Он рассуждает о необходимости, как он назовёт это, реального взгляда на вещи, внушая матери Елены, что все болезни идут «от дурного воспитания»: «Дурное, сентиментальное: излишнее развитие возвышенных чувств в ущерб рассудку, страстные порывы к идеальному. А так как в жизни-то всё реальное, идеального ничего нет — вот и пойдут разочарования, расстройство нервов; да этого ещё мало: семейные драмы, разбитые жизни! Вот где источник-то мигреней, Нина Александровна, в возвышенных чувствах!.. Если б в девушках развивали побольше рассудок и трезвый взгляд на вещи, так поверьте, что они были бы счастливее и уж наверное здоровее!» И сам, конечно же, твёрдо придерживается этих принципов.

Нам известно, что именно он познакомил Андрея Белугина с Еленой, и не сомневаюсь, что сделал он это, уже имея в виду дальнейшее. Для него нужен их брак – и он всеми силами стремится его устроить.

В любви Елены к себе он, конечно, не сомневается, как не сомневается и в том, что сумеет полностью подчинить её себе, а будущего мужа превратить в своего рода «дойную корову». Влюблённый без памяти Белугин представляется ему самым удобным кандидатом на такую роль (не случайно же он цинично будет цитировать Мольера: «Vous l’avez voulu, vous l’avez voulu, George Dandin!.. [Но ты этого хотел, ты этого хотел, Жорж Данден!]» Кроме того, он уверен в недалёкости кандидата в мужья и его покладистости: «Пороху он, конечно, не выдумает, а поразовьётся, так будет человек как следует, для домашнего обихода, разумеется! Вообще, этот Андрюша — драгоценность; он очень удобен… Для жены, для женщины, которая сумеет понять, как дорога, при полном довольстве, полная свобода и независимость! Благоразумная девушка едва ли оттолкнёт его!»

Своими пылкими речами он развращает душу Елены, с одной стороны, внушая ей веру в его пылкую страсть («Во мне — бешенство! Я готов на всё, на всякие жертвы, чтобы только вырвать эту страсть из души! Но уже невозможно, уж поздно!..»), а с другой – заставляя поверить, что для достижения счастья необходима «маленькая борьба с предрассудком, маленькая сделка с своей совестью»: «Боже мой! да смею ли я, нищий, нищий, мечтать о таком счастье! Что я могу? Втиснуть её в жалкую, будничную рамку жизни, сделать женой, нянькой, экономкой и загубить, загубить созданье, в котором всё прелестно, всё изящно, всё музыка… и переселить её в кухню!.. Обладание обожаемой женщиной я не могу себе иначе и представить, как в роскошной обстановке».

Он весьма цинично рассуждает о необходимости делить любимую, как он уверяет, женщину с другим: «Пусть она принадлежит другому, но пусть она оставит в душе своей хоть маленький уголок, где бы я, страдалец, мог найти для себя отдых, примирение с жизнью, освежение!»

Точно так же он, «с притворным участием» расспрашивая Андрея о делах («Тронул ты её сердце или уж совсем покорил?»), потихоньку внушает ему смелость, подталкивая к решительному шагу: «Где уж мне соперничать с тобою!.. Зачем же я буду мешать тебе без всякой пользы для себя? Умнее и честнее с моей стороны отступиться; будем действовать заодно!» «Это дело чистое», - скажет Андрей, поверивший искренности «друга»… «Друг ты мне, друг единственный и навеки. Ты всему моему счастью — главная причина: ты мне первый указал Елену Васильевну, ты же меня и познакомил с ними! Я этого век не забуду!»

Поначалу Агишину сопутствует успех: брак решён, решена и заграничная поездка («Я уж говорила вчера Andre: он согласен. Но он, по своим делам, не может уехать надолго; он только проводит меня и пробудет недели две со мной, потом вернется в Москву, а я останусь с maman»), и он не скрывает своей радости, цинично добавляя: «Надо его помаленьку приучать к той роли, которую он… то есть которую вы заставите его играть впоследствии…»

Однако не учёл он одного – чувств Елены. Я, разумеется, к её образу ещё вернусь, сейчас напомню лишь, как пытается Агишин заглушить в ней постоянно возникающее раскаяние, связанное, в первую очередь, со всё усиливающимся уважением к Белугину: «Посмотрите на других женщин: как легко они… Или вы существо особенное, или я совсем не понимаю женщин! По-моему, что за любовь, что за страсть без интриги, без проступка!» И услышав о её желании «открыто разойтись с мужем», он пытается скрыть своё разочарование под маской заботы: «За себя я на всё, на всё готов, умереть на плахе готов за вас; но, любя вас, я дорожу вами и трепещу за каждый ваш шаг; я думаю над каждым вашим движением! Я хочу видеть самое отдалённое будущее, знать самые крайние последствия». Однако, я думаю, ни у кого не вызывает сомнений, что связь с бросившей мужа женщиной («Ведь это позор!» - воскликнет он), которая – что самое главное – уже не будет пользоваться капиталами мужа, никак ему не нужна. Он ещё попытается «вразумить» её: «Какие у вас средства бросить мужа и жить самостоятельно?.. Вас замучает только одно сожаление о покинутой роскоши, о кружевах, о бархате. Уж до любви ли тут! Вот если б вы успели в этот месяц, пользуясь его безумной, дикой любовью, заручиться состоянием тысяч в триста, тогда бы вы могли жить самостоятельно и счастливо, как душе угодно». Наверное, это рассуждение сумело окончательно открыть глаза Елене: «Значит, по-вашему, чтобы быть счастливым, надо прежде ограбить кого-нибудь?»

Никак не укладывается в представление Агишина и поведение Андрея. Мне кажется, что поначалу он рассуждал примерно так же, как Чебаков в «бальзаминовской» пьесе:«Экой дурачина! Вот олух-то! Воображает, что в него влюбятся. А впрочем, если смотреть на жизнь с философской точки зрения, так и такие люди полезны». Однако молодой Белугин играть подобную роль не захотел, он совершенно определённо заявляет: «На дуэли мы с тобой драться не будем: коли дело плохо, ты его стрельбой не поправишь; сколько ни пали, а чёрное белым не сделать! А если у вас дальше пойдёт и шашни свои ты не оставишь, так, пожалуй, ноги я тебе переломаю; за это я не ручаюсь, от меня станется». Конечно, Агишин посчитает это «дикостью»: «Какой дурацкий апломб! Какая уверенность в своих супружеских правах! То ли дело — развитые, современные мужья! Они как будто конфузятся, стыдятся своего привилегированного положения и уж нисколько не верят в неприкосновенность своих прав. Порядочный муж, коли заметит что-нибудь такое, он сейчас устранит себя… Как-нибудь да устранит… ну, там застрелится, что ли…» Но всё же угроза заставила его задуматься: «Вот так и гляди теперь по всем сторонам, так и поглядывай».

В финале пьесы он посрамлён, хотя и пытается сохранить «хорошую мину при плохой игре». Он пожелает «всякого благополучия» «madame Белугиной», раскланяется и удалится.

А мы снова подумаем, что́ всё-таки можно по-настоящему назвать «тёмным царством»…

Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Навигатор по всему каналу здесь

"Путеводитель" по пьесам Островского - здесь

TOP

В мире

В стране