Взял на себя труд и перевел на русский язык статью историка Юрия Микульского, развенчивающую миф о "Новогрудке - столице ВКЛ"

Оригинал статьи: https://beldumka.belta.by/isfiles/000167_876969.pdf

Увековечение мифа

Вокруг памятника литовскому князю Миндовгу в Новогрудке

МИКУЛЬСКИЙ Юрий Николаевич.

Ещё в 2008 году заговорили о возведении памятника великому князю литовскому Миндовгу в Новогрудке. Был даже объявлен сбор средств. И хотя удалось собрать совсем небольшую сумму, Министерство культуры в последнее время решительно взялось за реализацию этой идеи. Как известно, любой памятник исторической личности — это форма её героизации и увековечения за заслуги перед Отечеством, а также пример патриотического воспитания. Какие заслуги литовский князь Миндовг имеет для Новогрудка и Беларуси в целом?

Героизация Миндовга в Беларуси связана с мифической теорией белорусских «литвинских» деятелей времён позняковского движения, согласно которой Новогородок стал ядром формирования Великого княжества Литовского, а само это государство изначально имело белорусский характер, поскольку Беларусь на самом деле вовсе не Беларусь, а просто Литва. Создателем этой теории был Н. Ермолович, не являющийся историком по образованию. В научном сообществе, ни в Беларуси, ни за рубежом, такая концепция никогда не воспринималась всерьёз, поскольку представляла собой обыкновенный домысел, построенный на предвзятом анализе источников.

Суть её заключалась в том, что Новогородок якобы не был завоёван литовцами, а новгородские бояре добровольно приняли Миндовга своим королём. Более того, Миндовг якобы объявил Новогородок своей столицей и начал собирать вокруг него литовские и белорусские земли. Получалось, что литовский князь действовал в интересах новгородцев, и поэтому Великое княжество Литовское было создано по инициативе белорусов: не Литва захватила Беларусь, а Беларусь захватила Литву. И это при том, что нет ни одного исторического источника эпохи Миндовга (он умер в 1263 году), подтверждающего вышеизложенные теории. Всё это было лишь мнением писателей, основанным на легендах и преданиях XVI–XVII веков, зафиксированных в поздних литовских летописях. Эти летописи представляют собой почти полностью вымышленную историю, полностью противоречащую источникам XIII–XIV веков. Сам князь Миндовг в них даже не упоминается, но присутствуют мифические персонажи. Чтобы убедиться в ценности подобных источников по древней истории Литвы, достаточно вспомнить, что эти летописцы выводили литовцев из «знати» римского императора Нерона. Они строили повествование, исходя из политических целей того времени. О том, какая память о Миндовге могла сохраниться у летописцев XVI века, свидетельствует тот факт, что уже во времена Витовта (1392–1430) Миндовг был неизвестен элите Великого княжества Литовского[1]. Поэтому неудивительно, что поздние литовские летописи не содержат сведений о правлении Миндовга. Исключение составляет лишь «Хроника Быховца», но её автор использовал польские и русские летописи, где Миндовг упоминается. Кроме того, оригинал этой летописи не сохранился, а её текст дошёл до нас в виде издания XIX века Т. Нарбута, известного фальсификатора исторических источников, что не исключает его вмешательства в текст летописи. В «Хронике Быховца» автор смешал сведения легендарной части литовских летописей и сообщения русских летописей, что привело к путанице в повествовании [2]. Но и в ней мифы белорусских «возрожденцев» не подтверждаются – Н. Ермалович пошёл гораздо дальше автора «Хроники Быховца». В Великом княжестве Литовском имя Миндовга вернулось из небытия, главным образом, благодаря компилированной хронике М. Стрыйковского (1582). Поэтому профессиональные исследователи, восстанавливая события времён Миндовга, закономерно опираются на современные эпохе князя источники, достоверность сведений которых не вызывает сомнений. Концепции белорусских «возрожденцев» стоят в одном ряду с книгами, например, русских писателей-«разрушителей мифов», утверждающих, что «Руси не было», «татары – это русские», «русские – не русские» и прочую чушь. Подобные издания рассчитаны на малообразованную в исторической сфере аудиторию и призваны привлечь читателя громким названием и рекламой, подобно жёлтой прессе. Однако история — это не сказка, которую можно так легко пересказать на другой лад, это наука, основанная на анализе и сопоставлении источников, а не на легендах и домыслах. Если источника нет, то можно сколько угодно придумывать свои версии событий, но историческая наука их не примет. Все реконструкции развития событий при отсутствии соответствующих документов будут в лучшем случае гипотезами.

Обращаясь к историческим источникам, современным Миндовгу, а не к более поздним преданиям, замечаем, что нет оснований утверждать, что:

1. Миндовг был князем новгородским

Об этом нет упоминаний нигде в источниках времён Миндовга. После подчинения белорусских княжеств литовский князь обычно сажал туда своих сыновей или родственников. Новогородок был присоединен к Литве около 1248 года, когда он впервые упоминается под литовским владычеством [3, с. 816; 4, с. 36], а в 1254 году мы имеем единственное упоминание о литовском князе Новогородка, и уже как о бывшем — это был тогда сын Миндовга Войшелк [3, с. 831]. В упомянутое время он уже покинул княжение, соответственно, его княжение в Новгороде продолжалось до 1254 года. Неизвестно, почему некоторые наши деятели считают, что Миндовг должен был стать князем Новгородским. Новогородок не играл какой-то исключительной роли в Литовском государстве, по крайней мере, мы этого не видим из источников.

2. Новогородок был столицей Великого княжества Литовского

В источниках времен Миндовга об этом нет упоминания. В литовских летописях XVI века мы читаем, что мифический князь Эрдивил пришел на Русь, основал здесь город Новогородок и сделал его своей резиденцией [5, с. 299]. Фактически в это время в Литве существовали развитые княжеские центры — Кернов и Вильна, которые, согласно результатам археологических раскопок, служили центрами культурной и политической жизни Литвы задолго до покорения Новогородка [6]. Литовский город Варута также упоминается как резиденция Миндовга [3, с. 808]. О том, что главный центр Великого княжества Литовского находился на территории Литвы, а не на белорусских землях, свидетельствует такой факт: когда после смерти Миндовга его сын Войшелк отправляется занимать литовский престол, он направляется из Новогородка в Литву [3, с. 861]. Сведений о каком-либо длительном пребывании Миндовга в Новогородке или о его резиденции там нет. Известно лишь, что у его сына Войшелка здесь была усадьба. В целом, трудно говорить о создании в то время единого центра как столицы. Даже в XV веке Великое княжество Литовское не имело определенной столицы; главные великокняжеские резиденции находились в Троках и Вильне. О роли Новогородка в монархии Миндовга может свидетельствовать следующий факт: в 1254 году Новгородское княжество было передано в залог волынскому князю Роману Даниловичу, одному из главных противников Великого княжества Литовского [3, с. 831]. Новогородок рассматривался литовским правителем как придаток к своему государству, как одна из провинций, которой не жаль было поступиться

3. Белорусские земли и Новогородок были ядром формирования Великого княжества Литовского.

Сама литовская государственность и формирование централизованного литовского государства – Великого княжества Литовского – началось задолго до вхождения белорусских земель в состав этого государства. Государственные структуры возникли в Литве до начала XIII века, когда в договоре Литвы с Галицко-Волынским княжеством 1219 года уже упоминаются литовские князья с их иерархией. Со временем среди них выделяется старший князь, которого, по русскому образцу, начинают именовать «великим князем». Отца Миндовга называет «самым могущественным в Литве» тевтонский летописец середины XIII века Генрих Латвийский [7, с. 28], другая тевтонская хроника того времени называет его «великим князем» Литвы [8, с. 63–64]. Централизация государства достигает своего пика при Миндовге. Новогородок никак не повлиял на эти внутрилитовские процессы. С присоединением белорусских земель состав политической элиты Великого княжества Литовского не меняется – со времен Миндовга до второй половины XV века она остаётся почти исключительно литовской [9]. Сравнительно недавно А. Шаланда провел специальное исследование состава политической элиты Миндовга [10]. Так вот, среди ее представителей можно отметить лишь одного человека, русское происхождение которого неоспоримо и историчность которого не вызывает сомнений – это бежавший из Рязани князь-братоубийца Астафей Константинович. Сначала он ушел к половцам, а затем оказался в Литве. За предательство русский летописец того времени назвал его «окаянным». А. Шаланда также видит русина в некоем Хвале, упоминаемом как воевода Миндовга. Однако эта гипотеза основана исключительно на лексическом анализе его имени, имеющего славянскую основу. Приведенной аргументации явно недостаточно для утверждения о происхождении этого человека, особенно учитывая, что его религиозная принадлежность неизвестна, поскольку его православное имя не указано. В источниках XVII века упоминается также боярин Миндовга, Андрей Киян, однако эти сведения не могут быть приняты как вероятные ввиду их позднего происхождения, как отмечает сам А. Шаланда. При этом остальные представители элиты Миндовга (их 16), несомненно, литовские по происхождению. Подчеркнём, что подобное доминирование литовцев в окружении литовского князя сохранялось ещё очень долго после Миндовга. Поэтому попытки А. Шаланды на основании этого материала назвать государство Миндовга «литовско-белорусским» представляются несерьёзными. И совершенно бездоказательными в свете источников являются утверждения о том, что Миндовг опирался именно на новгородское боярство и сделал Новогородок своим главным оплотом, как пишут некоторые. Наконец, после присоединения Новогородка титул литовского правителя не изменился: в своих документах Миндовг везде титулуется «королем Литвы» [11]. Принадлежность белорусских земель к Литве стала отражаться в титулатуре литовских правителей лишь с XIV века, когда они стали называть себя «князьями Литовскими и Русскими» (включая Белую Русь). Таким образом, с самого начала своего существования, как по названию, так и по составу политической элиты, Великое княжество Литовское было литовским, а не литовско-русским (или, по современным меркам, литовско-белорусским) государством. Показательно также, что Миндовг с присоединением Новогородка и других русских земель не принял местных обычаев и веры – православия, оставаясь язычником и даже некоторое время католиком. Упоминание в Густынской летописи (1670) о якобы принятии Миндовгом православия неоднократно отвергалось историками как позднее и недостоверное. При выборе вероисповедания Миндовг никоим образом не руководствовался чаяниями своих подданных из Новогородка, полностью игнорируя взгляды белорусов, которые тогда были исключительно православными. Вероисповедание князя имело для русинов огромное значение. Стоит упомянуть хотя бы то, что такие города, как Новгород и Псков, не принимали князя инославного вероисповедания, если он не соглашался принять православие. Известен случай, когда полочане отказались принять литовского князя Скиргайлу, пока он не отречётся от язычества и не примет христианство по восточному обряду.

4. Новогородок принял Миндовга своим королём и мирно присоединился к Великому княжеству Литовскому.

Упоминаний об этом нет ни в одном источнике. Однако можно с уверенностью утверждать, что присоединение белорусских земель к Литве часто происходило путём вооружённых походов, а если земли и присоединялись «мирно», то под военным давлением Литвы.

Летописи свидетельствуют о литовских походах на земли Полоцкого, Пинского, Смоленского, Брянского и других княжеств. Ярким примером служит Полоцк, один из наиболее развитых белорусских центров того времени.

Полоцкий князь Брячислав, борясь с литовцами, искал поддержки у других русских княжеств. В 1239 году оформился его союз с новгородским князем Александром Невским, за которого Брячислав выдал свою дочь замуж.

В историографии отмечалась антилитовская направленность этого союза [12, с. 376]. Князь Александр помог Полоцку отражать литовские нападения, а среди боярской элиты Александра Невского мы встречаем и представителя полоцкого боярства Якова Полочанина, который, кстати, особенно отличился храбростью в Невской битве. Тем не менее, литовский поход 1245 года на Полоцк отразить не удалось, и Невскому удалось лишь забрать сына из Витебска и отступить к Новгороду [13, с. 77]. После этого Полоцкое княжество уже находилось под властью Литвы. Сражения с литовским войском происходили и на других белорусских землях. Турово-Пинское княжество неоднократно воевало с Литвой. Имеются свидетельства о том, как «мирно» были включены в состав Великого княжества Литовского белорусские земли к востоку от Днепра, входившие в состав Брянского княжества. В 1263 году войско Миндовга переправилось через Днепр и вступило в битву с войсками князя Романа Брянского. В ожесточенном бою сам князь был ранен, но литовцы были отброшены [3, с. 860–861]. Это не единственные примеры, но их, кажется, достаточно, чтобы показать, как белорусские княжества «торопились» присоединиться к Великому княжеству Литовскому.

У нас также есть свидетельства о захвате Миндовгом новогородских земель. В письме римского папы Миндовгу от 1255 года читаем: «Доведено до нашего сведения от тебя, что ты, с неутомимой энергией борясь с королевством Русским (имеется в виду Галицко-Волынское княжество. – Ред.) и его жителями, подчинил своей власти некоторые земли этого королевства» [11, с. 76–77]. К тому времени Миндовг овладел лишь землями Галицко-Волынского княжества – Новогородчиной и, возможно, Гродненщиной (есть данные, что ранее они находились в зависимости от галицко-волынских князей; эти территории издавна были политически и культурно связаны с Галицко-Волынскими землями, а часть белорусских земель непосредственно входила в состав Волынского княжества (Брестская область). Поэтому, несомненно, речь идёт именно о белорусских землях.

Все домыслы о призвании Миндовга к управлению новогородцами, а также об их стремлении войти в состав Литовского государства выглядят довольно странно. Литва говорила с Новогородком явно с позиции силы. Во время татарского нашествия на основные земли князя Данилы Галицкого Новогородок не мог рассчитывать на помощь своего сюзерена и остался один на один с литовцами, которые тогда были серьезной силой, способной захватить такие мощные княжеские центры, как Полоцк или Смоленск, которые по своей территории и военной мощи и близко не стояли с небольшим периферийным Новогородским княжеством. О положении новогородцев можно судить по тому, как повёл себя Войшелк после взятия Новогородка. Местные жители не могли диктовать ему свои условия и принудить принять православие (которое он позже принял по собственному желанию). Между тем, когда литовский князь Довмонт бежал из Литвы в Псков и стал князем по соглашению с местной элитой, он был вынужден принять православие как непременное условие. Войшелк на начальном этапе своего правления чувствовал полную свободу действий в Новогородке и даже обращался с подданными довольно сурово [3, с. 858]. Всё это было бы трудно представить, если бы в Новогородке существовала сильная боярская община, с которой литовские князья были вынуждены считаться, или, тем более, если бы князь был приглашён или принят сюда по соглашению. Все рассуждения о мирном присоединении Новогородка Миндовгом или его призвании местным боярством трудно назвать даже гипотезой – в источниках на это нет ни намёка, а есть лишь многочисленные возражения.

Однако здесь мы касаемся мифа, восходящего к XVI–XVII векам. Тогда среди русской элиты Великого княжества Литовского сложилась легенда о том, что Русь добровольно вошла в состав Литвы и получила от литовских князей привилегии, которые с самого начала гарантировали его правовой статус [14, с. 199].

Этот миф плавно перешёл в белорусскую историографию XVIII–XIX веков (через труды так называемых «западнорусов»)и дошёл до наших дней как незыблемая истина.

5. Новогородок – место коронации Миндовга

Ни один современный источник не упоминает место коронации князя. Существуют различные гипотезы на этот счёт. Например, литовский исследователь Т. Баранаускас считает, что она состоялась в Варуте. Более того, отметим, что опять же неизвестно, почему, согласно нашим «деятелям», Миндовг должен был короноваться именно в Новогородке – русской провинции Великого княжества Литовского,в уделе Войшелка...

6. Миндовг похоронен в Новогрудке

Откуда взялся этот уже укоренившийся миф, доподлинно неизвестно. Даже поздние источники XVI–XVII веков ничего не говорят о месте захоронения князя. Сведения о «горе Миндовга» и её идентификации как места захоронения Миндовга впервые появились в польской литературе лишь в конце XVIII – начале XIX века. Особую популярность легенда о горе Миндовга приобрела благодаря известному польскому поэту, уроженцу Новогрудка Адаму Мицкевичу, в произведениях которого гора Миндовга неоднократно упоминается.

В 1993 году, в честь 740-летия коронации Миндовга, у подножия горы был установлен памятный знак с надписью: «Гора Миндовга. Исторический памятник XIII века. Охраняется государством». Кстати, эту табличку следует убрать или заменить, поскольку она вводит в заблуждение жителей и гостей города. Хотя само название «гора Миндовга», возможно, и устоялась на протяжении 200 лет (хотя оно искусственное и, по всей видимости, небелорусского происхождения), информации о том, что это «памятник XIII века», точно нет. Известно, что на горе когда-то находилось православное кладбище, и одно это может служить основанием для защиты горы государством.

Некоторые наши деятели пишут просто абсурдные вещи, будто создание Великого княжества Литовского ознаменовало начало «европеизации» Беларуси. Между тем, литовцы в то время были дикими безграмотными племенами, которые, если и могли где-то учиться культуре, то только у нас, у Руси, которая, кстати, превосходила католическую Европу по уровню развития письменности и культуры до монгольского нашествия (так что неизвестно, о какой «европеизации» Руси тогда могла идти речь). Миндовг не сделал для нас ничего хорошего – ни с точки зрения своего времени, ни с точки зрения современности. Правда, некоторые наши «сознательные» люди уже доходят до того, что связывают с ним начало белорусской государственности. Однако любой школьник знает, что белорусская государственность зародилась гораздо раньше литовской, задолго до рождения Миндовга. Начало государственности в Беларуси, как и в других восточнославянских странах, заложено в Киевской Руси, и именно к ней апеллировала белорусская элита в XIII–XVIII веках. Миндовг просто воспользовался ситуацией, когда татары разрушали наши города и ослабляли русские княжества (археологические раскопки показывают, что татары дошли даже до центральных районов Беларуси). Литовцы пришли, когда плач ещё не утих, а пепел наших городов ещё не погас после страшного татаро-монгольского нашествия. Кстати, только благодаря нашим предкам, принявшим на себя главный удар, татаро-монгольское иго не распространилось дальше на Литву и Европу. Спустя год-два после опустошительных татарских походов Миндовг организовал масштабные походы на Полоцкую и Смоленскую земли – сердце Белой Руси. Это был удар в спину Беларуси. Как метко выразился известный литовский историк Э. Гудавичюс, «литовский шакал шёл следом за монгольским тигром».

Для белорусского народа 1230–1240-е годы стали настоящей трагедией, ознаменовавшей закат нашего древнего величия и навсегда остановившей развитие византийской цивилизации.

Не приняв наших обычаев, Миндовг силой установил свою власть на белорусских землях. Враждебное отношение Миндовга к православию общеизвестно. Когда Войшелк принял православие и начал свою деятельность в поддержку русской веры, основав Лавришевский монастырь близ Новогородка и даже приняв монашество, Миндовг упрекал его за это. Изменение Войшалком отцовских обычаев стало камнем преткновения и причиной открытой вражды между ним и Миндовгом [3, с. 359]. Правда, А. Шаланда называет Миндовга «значительно ославяненным балтом», отмечая, что он, «несомненно», использовал в семье русский язык [15, с. 3]. Это само по себе звучит невероятно, если вспомнить, что в начале XV века Ягеллоны и Витовт общались друг с другом на литовском языке, и это можно было услышать при дворе литовского князя даже в конце XV века. В доказательство своего утверждения А. Шаланда приводит лишь тот факт, что русский летописец приводит слова Миндовга на русском языке. Однако на каком другом языке русский летописец мог привести их в своей летописи? Все иноземцы говорят у него по-русски. И хотя знание Миндовгом русского языка вполне возможно, утверждения о славянизации этого человека являются явным преувеличением.

Миндовг не вошел в историческую память белорусов как герой, наши древние летописи отзывались о нем неблагосклонно. В древнебелорусской исторической литературе князь однозначно воспринимался как наш враг. Период борьбы белорусских княжеств с Литвой Миндовга в старинных белорусских летописях XVI–XVII веков изображался как литовско-русская война (где под Русью, конечно же, подразумевались земли Белой Руси), раздел об этих войнах назывался «О разграблении русской шляхты в Литве» [16, с. 207–211]. Внимание авторов было направлено не на Миндовга, а на действия Александра Невского и Данилы Галицкого – белорусские летописцы восхищаются их военными действиями против Литвы, эти князья были героями для белорусов того времени и противостояли «иноземцам-язычникам» – литовцам и Миндовгу.

Такому вот человеку хотят поставить памятник наши «активисты», именующие себя «национальной интеллигенцией. Эта инициатива противоречит белорусской национальной идее и государственной идеологии и носит антипатриотический характер. Памятник Миндовгу – это одновременно и вызов Православной церкви, и стремление принизить её значение в истории Беларуси как древней веры наших предков, и равнодушие к её традициям. Совершенно непонятно, почему они, эти «борцы за независимость», горой стоят за памятник Миндовгу, чья роль в истории Беларуси, мягко говоря, сомнительна и память о котором нами не подтверждена, и так упорно противятся установке в Беларуси памятника Александру Невскому – князю, которого белорусы почитали во все времена: его имя мы находим в старинных белорусских минеях (книгах с службами святых на каждый день года), ему посвящали литературные произведения старобелорусские книжники, он воспевался в летописях. Наши предки прекрасно понимали, кто «свой», а кто «чужой». Так к чему же это придумывание героев и искусственное возвеличивание личностей, чьи имена никогда не встречались в белорусской традиции и исторической памяти? Или, может быть, некоторые считают, что героизация Миндовга станет шагом к «европеизации» белорусского наследия? Тогда это не менее удивительно, ведь Миндовг – не лучший пример «европейца». Если только речь не идёт о типе современного европейца – дикаре, проявляющем неуважение к христианским культам и считающем осквернение святынь проявлением «вольнодумства»…

Между тем, фигура сына Миндовга – Войшелка – представляется весьма интересной. Княжа в Новогородке, он постепенно сблизился с нашими традициями и не только принял православную веру, но и стал её покровителем. После смерти Миндовга Войшалк в 1264 году отправился в Литву и захватил литовский престол, проводя карательные операции против бывших сторонников своего отца. В то время большое количество литовских бояр бежало в Псков. При этом Войшелк опирался на русинов — новогородцев, туровцев и выходцев из Галицко-Волынского княжества. Именно с войсками этих земель он пришел в Литву [3, с. 861]. После восшествия Войшелка на престол появляются сведения о распространении православия в Литве. В конце XIII века некоторые из братьев нового князя Тройдена уже были православными. Согласно результатам археологических раскопок, в Кернаве, одном из крупнейших городов Литвы, со второй половины XIII века уже действовало постоянное православное кладбище [17, с. 40]. В 1267 году Войшелк передал Великое княжество Литовское галицко-волынским князьям, сделав Литву вассалом Руси. И хотя Литва вскоре вышла из-под русского подчинения и вернулась к политике Миндовга, этот политический шаг Войшелка имел огромное значение. Он свидетельствовал о цивилизационной мощи русских земель, сумевших привлечь на свою сторону иноземного князя. Войшелк положил начало русинизации Литвы и стал первым сторонником её вхождения в сферу византийской цивилизации. Его политику продолжили другие литовские православные князья, которые в конце XIV века планировали объединить Великое княжество Литовское с Московским государством.

Сегодня мы видим, какую память оставил после себя Миндовг в Новогрудском крае и что сделал Войшелк. Лавришский монастырь, основанный Войшелком, обретает вторую жизнь – здесь ежегодно проходит крестный ход, на который собирается множество людей всех возрастов; также разработан план восстановления разрушенных со временем монастырских построек. Одной из древнейших святынь монастыря является Лавришевское Евангелие – самобытный памятник белорусской письменности XIV века. Войшелков монастырь на протяжении веков остаётся центром белорусской культуры. А что оставил после себя Миндовг, какая память о нём сохранилась среди новогрудчан? Кроме рассказов «литвинских» националистов и польских романтических легенд, здесь и говорить не о чем. Между тем, фигура Войшелка стала для нас важной – она свидетельствует о силе нашей цивилизации и единстве литовского народа с Русью. Думаю, Войшелк, в отличие от Миндовга, действительно заслуживает памятника в Новогрудке. Однако не стоит перебарщивать с его героизацией, ведь в истории Новогрудка есть гораздо более важные и древние фигуры, и, главное, наши, а не чужие.

Давайте подумаем, в какой эпохе белорусы видели величие своей страны со времён Миндовга? Повесть «О погибели Русской земли», созданная в то время выходцем из западнорусских земель, воспевает древние времена Ярослава Мудрого, когда Русь была сильным и единым государством, а «Литва из болота своего в мир не вылезала».

Литература:

1. Петраускас, Р. Забытый король: Миндовг в политическо-историческом сознании литовской элиты в конце XIV – начале XV в. / Б.Н. Флоря // Литва эпохи Миндаугаса и её соседи: исторические и культурные связи и параллели. – М., 2003. – С. 40–43. 2. Баранаускас, Т. Новогрудок в XIII в.: история и миф // Castrum, urbis et bellum: зборнiк навуковых прац: прысвячаецца памяцi прафесара Мiхася Ткачова. – Баранавiчы, 2002. – С. 29–44. 3. Полное собрание русских летописей (далее – ПСРЛ). – Т. 2. – СПб., 1908. 4. Грушевський, М. Хронологiя подiй Галицько-волинської лiтописи / М. Грушевський // Записки Наукового товариства iменi Шевченка. – Львiв, 1901. – Т. 41. 5. ПСРЛ. – Т. 17. – СПб., 1907. 6. Kernave – litewska Troja. – Warszawa, 2002. 7. Насевiч, В.Л. Пачаткi Вялiкага княства Лiтоўскага: Падзеi i асобы / В.Л. Насевiч. – Мiнск, 1993. 8. Livlandische Reimchronik. Hrsg. von L.Meyer. – Paderborn, 1876. 9. Petrauskas, R. Lietuvos diduomene XIV a. pabaigoje – XV a. / R.Petrauskas. – Vilnius, 2003. 10. Шаланда, А. Баярства Мiндоўга: склад i паходжанне / А.Шаланда // Герольд. – 2003. – № 1–2 (9–10). – Горадня, 2003. – С. 12–23. 11. Мiндаў, кароль Лiтовii, у дакумэнтах i сьведчаньнях = Mindowe, rex Lithowiae, in litteris et testimoniis / НАН Беларусi, Ін-т гiсторыi; укл. А. Жлутка. – Мiнск, 2005 12. Пашуто, В.Т. Образование литовского государства / В.Т. Пашуто. – М., 1959. 13. Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. – М.; Л., 1950. 14. Марзалюк, І.А. Людзi даўняй Беларусi: этнаканфесiйныя i сацыякультурныя стэрэатыпы ( X–XVII стст.) / І.А. Марзалюк. – Магiлёў, 2003. 15. Шаланда, А. Паходжанне i лёс роду Мiндоўга / А. Шаланда // Герольд. – 2003. – № 1–2 (9– 10). – С. 3–9. 16. ПСРЛ. – Т. 32. – М., 1975. 17. Марзалюк, І.А. Этнiчны канфесiйны свет беларускага горада XVI–XVIII ст. / І.А. Марзалюк. – Магiлёў, 2007. 18. Русская историческая библиотека. – Т. 6. – СПб., 1908. Л